Необходимо всегда различать метафизику как тонкий уровень бытия и интерпретацию этого уровня. Интерпретация далеко не всегда устойчива во времени – она бывает обусловлена культурным контекстом, характерным для той или иной стадии социального становления.
До появления письменности метафизическая интерпретация всегда была актуальной, но достаточно ограниченной в содержательном плане, поскольку ее из поколения в поколение поддерживали носители устной традиции. Все, что нельзя было запомнить или непосредственно воспринять, с каждым новым поколением забывалось и отсеивалось.
С появлением письменности частично снялась острая необходимость в интенсивном воспроизведении и запоминании традиции. Как следствие, сложились условия для разработки более широкого спектра метафизических вопросов. Вместе с тем, естественный механизм обновления традиции посредством живой социальной памяти оказался утрачен.
Придать актуальность традиции первоначально стремилась догматика, которая фиксировала и акцентировала самые существенные моменты. Без исторического пересмотра догматика постепенно выродилась и стала уязвимой для ереси, преследование которой еще более усугубило ситуацию. Место ереси в эпоху просвещения занял рационализм, которому традиция из-за собственной ригидности не смогла ничего противопоставить.
Вследствие того, что догмат не подлежал пересмотру и обновлению, традиция оказалась антагонистом рациональности. Это поставило метафизику в сложное положение, поскольку традиция деградировала как ее носитель, а рационализм в тот период находился в зачаточном состоянии и не поднимался до ее высот.
Вследствие того, что многочисленные письменные источники эпохи средневековья интерпретировали метафизику в традиционном контексте, многие интеллектуалы Просвещения и Нового времени не рассматривали ее как нечто самостоятельное. Как следствие, их критика традиции самопроизвольно переносилась на метафизику.
Результатом этого стало появление множества спекуляций, в которых метафизика рассматривалась как оторванная от действительности совокупность заблуждений. В содержательном плане все эти спекуляции относились к деградировавшей к тому времени традиции, а вовсе не к метафизике как к более тонкому измерению бытия.
Предлагаемая традицией интерпретация – это один из ограниченных способов описания этого уровня, но не он сам. Подлинная метафизика коренится не в интерпретации, а в бытии, поэтому она никогда не теряет актуальность. Когда интерпретация вырождается и перестает соответствовать бытию, метафизика также перестает ей соответствовать.
Поскольку метафизика способна быть трансцендентна собственной интерпретации, ее содержание и статус подлежит пересмотру всякий раз, когда в этом возникает необходимость. В этом плане метафизика – скорее живая субстанция, нежели абстрактная категория ума, которая способна существовать без обновления.
С эпохи Просвещения и вплоть до современности различные философы противопоставляли метафизику историзму, эмпиризму, рационализму, критицизму, позитивизму, материализму и атеизму.
Если все это не пересматривать, то метафизика перестает быть «тем, что идет после физики», и превращается в ограниченную совокупность устаревших взглядов, которые в современном контексте граничат с обскурантизмом. Некоторые современники поспешили отталкиваться от этого и изобретать всякие «постметафизики», однако ничего кроме иронического отношения это не заслуживает.
Поскольку метафизика – это, прежде всего, уровень бытия, имеет смысл говорить не о «преодолении метафизики», а об обновлении ее интерпретации – новой метафизике. А что, собственного, нового?
Новая метафизика не противостоит историзму, потому что история придает индивиду масштаб и объем. Историзм лежит в основе западной саморефлексии, благодаря которой жизнь обретает внутренние черты и раскрывается во всей ее изменчивости и сложности. Обостренное чувство истории – устойчивая характеристика фаустовской души.
Новая метафизика не противостоит эмпиризму, поскольку опыт материи сам по себе метафизичен – на внутреннем уровне в нем отражается мир. Без эмпирической основы метафизическая восприимчивость сужается до абстрактного понимания.
Новая метафизика не противостоит рационализму, поскольку в своем современном виде он раскрывается через классическую, неклассическую и постнеклассическую рациональность, которая вполне адаптивна к метафизическому плану.